ДОМ ИАКОВА, МЫ ПУСКАЕМСЯ В ПУТЬ
(Первая русская алия)
«Равняйте путь, убирайте преграду с пути
народа моего» (Исайя 57, 14)
Жуткая кровавая волна еще небывалых в России погромов 1881 года потрясла до основания все еврейское общество, напрочь опрокинув быт, представления, надежды всех без исключения слоев. Крах ассимиляционных идей одних, паническое бегство других вылились в эти годы в первую русскую алию.
Но только ли погромы были причиной массового исхода евреев из России? «Озверелая чернь одинакова везде…, — писал видный еврейский общественный деятель, доктор-окулист М.Е.Мандельштам, — разнузданная толпа грабит, убивает и насилует всюду одинаково…» Не столько обычная, ничем не сдержанная «разнузданность черни» была страшна, сколько реакция на нее русского общества, того самого общества, с которым с удивительным упорством стремилась слиться еврейская интеллигенция. Оно либо хладнокровно, либо с нескрываемым злорадством следило за развивающимися событиями. А газета «Новое время» даже поставила на очередь вопрос, который в Европе не поднимался со средних веков: «Бить или не бить евреев?» Вопрос этот был подхвачен и живо обсужден в русской периодической печати в те дни, когда по улицам Киева, Балты, Елизаветграда лилась кровь беззащитных людей и летели перья из «жидовских перин».
Следом за юдофобскими выпадами в периодической печати в хор вступило правительство. Министерство внутренних дел России вынашивало еще более чудовищный план еще большего сокращения черты оседлости, а пока граф Н.П.Игнатьев заявил, что западная граница для евреев открыта…
«Я подумал тогда, — вспоминает М.Е.Мандельштам, — что еврейский Бог в своем бесконечном милосердии указал нам наилучший путь к спасению и бессознательным провозвестником его избрал графа Игнатьева, как некогда при исходе предков наших из Египта избрал Валаама, в устах которого произнесенное проклятие превратилось в благословение».
Но Мандельштам ошибся. Созванная на обсуждение этого вопроса в апреле 1881 года конференция еврейских общин, в состав которой входили видный финансист и железнодорожный король С.С.Поляков, профессор Бакст и другие, с ужасом и негодованием отвергла предложение Игнатьева об эмиграции. Они от имени всего еврейства заверили правительство, что «дорожат исторически приобретенным правом на… настоящее отечество». С фотографической точностью они отобразили ужасы погромов, не сомневаясь, что их описание способно растрогать и камни… Но прошло совсем немного времени, и на свет появились пресловутые «Временные правила», открыто узаконившие преследование евреев, как «экономически вредных» в их русском отечестве. Евреев массами выселяют из городов и сел, из Москвы, Петербурга, Киева, Харькова, приостановлено оформление купчих на недвижимое имущество, запрещена торговля в воскресные дни и христианские праздники…
Злосчастный 1881 год раскрыл перед евреями перспективы ожидаемого будущего, которое не замедлило сказаться в последующих погромах и дальнейших ограничениях… Избитые, ограбленные чернью, гонимые, униженные правительством евреи черты оседлости спасались из России бегством, все равно куда — в Америку, Австралию, Англию, Палестину. Брошенные на произвол судьбы безнравственным решением своей плутократии, они задыхались от скученности, болели, просили хлеба и крова в Бродах, — этом маленьком перевалочном пункте на пути к своему спасению. Катастрофа 80-х годов застала еврейскую интеллигенцию врасплох, сломав многие души и судьбы.
Вчерашние проповедники национального самоотречения, они мучительно переживали разлад между миром идей, в котором они до сих пор жили, и внезапным злобным оскалом действительности. «Когда подумаю, — писал один из таких интеллигентов, — о том, что с нами сделали, как нас учили полюбить Россию и русское слово, как нас заманили и заставили ввести в семью русский язык и все русское, как наши дети другого языка и не знают, и как нас теперь отталкивают и топят, — то сердце переполняется самым едким отчаянием, из которого, кажется, нет исхода».
Результатом такого прозрения был либо окончательный разрыв с еврейством, либо резкий поворот от ассимиляционных идей к обостренному чувству национального и человеческого самосознания. И это чувство выразилось в том, что в эмиграцию включилась интеллигенция и возглавила ее. «Не материальные неудобства гонят нас из России, — писал один из таких эмигрантов, — не затем мы уезжаем, чтобы искать теплого местечка, личного счастья. Нет, нас гонит отсюда тот нравственный гнет, подавляющую силу которого не может не чувствовать каждый, кто не потерял еще окончательно сознания своего человеческого достоинства».
Интеллигенция черты оседлости: студенты, учителя, врачи стали создавать эмиграционные кружки, внеся в бывшее до сих пор беспорядочное бегство тот организационный элемент, от которого отказалась плутократия столиц. «Эмиграция — это единственный исход, продиктованный не интеллигенцией народу, а народ сам продиктовал своим представителям» — таково было единодушное мнение провинциальной интеллигенции. С включением интеллигенции, бегство превратилось в эмиграцию, но пока еще не имело целенаправленного характера. Эти цели еще только рождались в хаосе всевозможных планов, проектов, предположений, излагаемых в еврейской периодической печати. И вдруг, во время накала всевозможных страстей прозвучал голос человека, глубоко прочувствовавшего весь ужас нации, обреченной «христолюбивыми народами» на великие страдания. Это был голос Л.С.Пинскера, еврея из Одессы, широко образованного человека. Еще недавно он усиленно пропагандировал русское просвещение, а теперь, скрываясь под псевдонимом «Эйнрусишер юде», в своей брошюре «Автоэмансипация» он призывал: «Ищите себе свой дом, ибо везде вы чужие и такими будете во веки веков, если не найдете собственного клочка земли!» Брошюра Пинскера была искрой, вызвавшей взрыв национального самосознания. Все чаще и явственней стал звучать призыв: «Домой, на старую родину!»
И вот вместе с эмиграционными кружками, устремлявшими свои чаяния в Америку, в Харькове возник кружок студенческой молодежи, которому суждено было сыграть важную роль в превращении эмиграции в алию. Кружок был создан весной 1882 года и носил название БИЛУ (аббревиатура девиза — Беит Иаков леху унелеха - Дом Иакова, мы пускаемся в путь!) Его целью было образование земледельческих колоний в Палестине и пропаганда идей колонизации древней родины. Несколько сот молодых людей из других городов и местечек черты оседлости присоединились к билуйцам. Летом 1882 года две их партии в количестве 20 человек двинулись в путь. Это были студенты, гимназисты и просто молодые люди, немногим из которых исполнилось 20 лет. Потрясенные погромами, обидами, оскорблениями, они решили оставить страну, в которой родились и выросли, и двинулись туда, куда звало их еврейство. Не имея семей, они решили строить свою жизнь на общественных началах, мало задумываясь о трудностях взаимопонимания в совместной жизни, о денежных средствах, которых едва хватило им на дорогу.
Первая партия в количестве 14 человек отправилась в Палестину, вторая, в составе которой был автор прилагаемых записок, добралась до Константинополя, где в это время находились основатели БИЛУ, назвавшие себя «делегатами» или Центральным Бюро (И.Белькинд, Берлявский, Минц и др. студенты харьковского ветеринарного института). Они вели переговоры с султаном о разрешении еврейской колонизации в Палестине. Ничего не добившись, партия присоединилась к своим товарищам в Палестине. Те немногие деньги, которыми владел кружок, были истрачены, землю они купить не могли и поэтому решили искать пока поденной работы в агрономической школе Микве-Исраэль, основанной французским евреем Неттером в 1870 году на средства «Альянса Исраэлит».*
В сентябре 1882 года к ним присоединились еще трое. Всем им до времени пришлось оставить свои прекрасные идеи о возрождении Палестины и стать простыми поденными рабочими в колониях, созданных до них. Они познали тяжелый физический труд, столь непривычный для интеллигента, долги, скудный стол. Впрочем, к этому они были готовы еще в России. Но они столкнулись с тем, чего не предвидели: с высокомерием, грубостью, нечестностью получивших или присвоивших себе власть «делегатов». А между тем, это были те самые основатели БИЛУ, которые в России несомненно искренне проповедовали «свободу, равенство и братство». В октябре 1882 года их постиг еще один удар, казавшийся им тогда роковым — внезапно умер Неттер, который сочувственно относился к их идеям и уже принимал меры к облегчению их быта — начал строить для них дома, обещал купить землю. «Легко себе представить наше положение после последнего удара, — писал Е.Хесин, — вчера шесть человек уехало обратно в Россию, трое — в Иерусалим. Нас уже осталось всего 15 человек».
В октябре партию покинул еще один человек. Но на этом их невзгоды не кончились. В партии произошел раскол: из нее выделилось 9 человек, недовольных «делегатами» и председателем Белькиндом. Но вскоре обстоятельства заставили забыть все обиды и соединиться в новой колонии.
Ришон-ле-Цион была первой колонией, основанной выходцами из Одессы в 1882 году еще до приезда билуйцев. Ее основатели, как позднее и билуйцы, оказались недальновидными. Наскоро купив землю в Иудее, состоявшую на 98% из песка, они создали колонию на общественных началах. Никто из них не имел представления о земледелии вообще и о земледелии в Палестине в частности. Хлебопашество, которым они по примеру земледельцев России занимались, давало ничтожные результаты, общественные деньги скоро кончились, воду приходилось возить из соседних арабских деревень.
Начались болезни, раздоры… В отчаянии колонисты обратились к мировому еврейству за помощью. Русские евреи прислали 381 руб., а евреи всего мира 621 руб. Тогда один из основателей Ришона Г.О.Фейнберг поехал в Европу. В Париже он рассказал барону Ротшильду о страданиях колонистов и тронул рассказом барона. Ротшильд прислал колонии значительную сумму, направил в нее в качестве садовода француза Дигура и распорядился перевести в Ришонле-Цион билуйцев, так как видел в них интеллигентных людей, способных оздоровить обстановку в колонии. Окрыленные, ободренные надеждами барона, билуйцы пешком ночью отправились в Ришон-ле-Цион. Этот не совсем обычный поход просветленно описал Е. Хесин в своем дневнике.
В Ришон-ле-Ционе, так же как и позднее в Гедере, они действительно познали радость не всегда плодотворного труда, радость бесстрашия в защите плодов своих рук от разбойничьих набегов арабов, радость приобщения к культуре и интеллекту своих товарищей. Но вместе с тем они испытали и горечь унизительного своего положения в качестве опекаемых Ротшильдом людей, невежественную грубость его администрации. Барон искренне был заинтересован в начатом билуйцами деле. Но сами билуйцы оставались для него чужды. Их идеализм, обнаженность их чувств вряд ли могли быть понятны Ротшильду. Да он и не старался их понять. К чему? От них он требовал лишь дисциплины и послушания администрации. За это он платил 30 франков холостому и 40 — семейному колонисту. Но эти деньги не были платой за труд, они даже не были займом, который колонист обязан был вернуть со временем. Это была подачка, рациональность использования которой Ротшильда не интересовала. И эти подачки его администрация использовала как орудие поощрения послушных или наказания непокорных, штрафуя или лишая их положенной субсидии. Нужно было обладать сердцем затравленного русского еврея, чтобы понять, как это было оскорбительно для интеллигентных молодых людей, не привыкших протягивать руку за куском хлеба… Даже письма барона, подробные и обстоятельные, пронизанные заботой о колонизации, всем показывали, что на них смотрят, не как на пионеров великого дела, а как на жалких нищих, отплативших черной неблагодарностью тому, кто спас их, умирающих от голодной смерти, и осыпал своими благодеяниями (Е.Хесин. Записки палестинского эмигранта. «Восход», 1889, стр. 81).
А администрации Ротшильда было суждено довести до последних пределов болезненную нетерпимость билуйцев… Евреи Гирш, Шаид, Оссовецкий, христианин Дигур и другие — вся эта администрация Ротшильда, несмотря на различие характеров, были до удивления похожи друг на друга своим отношением к колонистам. Честные, аккуратные, но ограниченные чиновники, им были чужды искания билуйцев. Колонизационные идеи их мало трогали. Они не торопились вовремя приобрести инвентарь, оставляли билуйцев в период страды без лошадей, не заботились о семенах к посеву. Идеализм и непокорность билуйцев их раздражали, и порой в этом раздражении они доходили до прямых оскорблений в адрес колонистов и всего еврейства. Открытые стычки ни к чему не приводили: убирали одних администраторов, приходили другие, ничуть не лучше. Привыкшие ценить свою независимость превыше всего, билуйцы долго терпели, старались смотреть на бесцеремонность администрации, как на еще одну и самую тяжелую жертву ради осуществления заветной идеи…
Но узость и ограниченность победили бескорыстие… Победили упорство людей, но не идею. Многие из них не выдержали суровых испытаний, но никто не раскаивался в сделанном шаге. Они продолжали верить, что наступит время, которое предсказал Исайя в своих пламенных поэтических утешениях… Ценой своего разочарования они убирали камни с дороги народной. И новые волны алии не замедлили устремиться в Палестину.
* «Альянс Исраэлит» был создан в Париже в целях защиты политических и культурных интересов евреев восточных стран. Считал Палестину в климатическом и природном отношении непригодной для колонизации. Неттер Шарль (1828-1882) — один из основателей Альянса Исраэлит. Основатель Миквы-Исраэль, секретарь комитета для помощи русским евреям. Оказал большую моральную поддержку билуйцам. Администратором в Миква-Исраэль был в это время С.Гирш, который усиленно пытался «выбить дурь» из голов билуйцев и заставить их уехать…
